Культура Руси

Распространение христианства на Руси (3 часть)

Несмотря на сложности распространения христианства в отдаленных районах Руси, в границах собственного государства у княжеской власти были все возможности показать своевременность восприятия христианских догм. При этом принятие новообра­щёнными в первую очередь идеи Страшного суда объяс­няется не одной силой государственной власти. Язычество, особенно первобытные культы, отражало стремление пле­мени к посюстороннему благополучию, круговорот природ­ных явлений и постоянное возобновление рода, в которых судьба отдельной личности совсем не важна. Но с разруше­нием привычного быта, становлением государства, вклю­чением каждого человека в совершенно иные обществен­ные связи проблема личной судьбы, в том числе загробной, приобретала важное значение. Ответить на вопрос о том, что ожидает человека, могли князь и его дружина, епис­коп и христианство, но не «волхвы»: недаром в летописном повествовании почитаемый «невегласными» язычниками Вещий Олег не мог предугадать своей участи. Поскольку погребальный культ воплощал религиозные идеи, прису­щие русскому государству в дохристианский период, важ­ными государственными мероприятиями наряду с основа­нием церквей стали погребение останков Ольги, Рогнеды и её потомков, умерших в Полоцке, в Десятинной церкви (ок. 1000 и 1007 гг.), где упокоились «царица» Анна (1011 г.) и сам Владимир (1015г.); христианское пере­захоронение там же останков князей Ярополка и Олега при Ярославе Мудром (1044 г.) и последующее перенесение в Вышгород мощей Бориса и Глеба — первых святых князей, покровителей Русской земли, при Ярославичах (1072 г.). Так «родовой» княжеский культ, требовавший возведения больших княжеских курганов, утверждался на новых — хри­стианских — основаниях.

«В лето 6497. И посем же Владимир… и помыслил сЪздати церковь Пресвятыя Богородица…» «Повесть временных лет». XII в. Освещение Богородицкой (Десятинной) церкви в Киеве, построенной по повелению Владимира Святославича. Миниатюра из «Радзивиловской летописи». XV в.

(далее…)

Распространение христианства на Руси (2 часть)

Христианизация в отдалённых от Киева Ростовской и Муромской землях, наконец, у вятичей (после походов на них Владимира Мономаха) проходила отнюдь не бескровно: в летописи упоминались «восстания волхвов» и гибель проповедника — епископа Леонтия Ростовского, Кукши у вятичей. Примечательно, что на ближнюю к Киеву землю печенегов христианскую религию привнесли «немцы»: не только благодаря веротерпимости Владимира, после выбора веры разрешившего миссионерскую деятель­ность у своих границ, и не только потому, что епископ Бруно Кверфуртский, получив разрешение на неё у князя в 1008 г., мог рассматриваться как представитель Руси и подчиняться киевскому митрополиту. Распространение «слова Божьего» среди кочевников значительно ослож­нялось их бытом, что, очевидно, осознавал Владимир. Бруно изумлялся тому упорству, с которым Владимир отговаривал его от безуспешного, с точки зрения крести­теля Руси, предприятия: «Государь Руси […] в течение месяца удерживал меня против [моей] воли, как будто я по собственному почину хотел погубить себя, и постоянно убеждал меня не ходить к столь безумному народу, где, по его словам, я не обрёл бы новых душ, но одну только смерть, да и то постыднейшую».

Подвеска в виде креста в круге. Херсон. Х-ХI вв. ГИМ.

Распространение христианства на Руси (1часть)

После крещения киевлян князь Владимир и его сыновья должны были изрядно постараться, чтобы привить христианство по всей Русской земле. Археологи выявили области, в которых усилия князей, видимо, увенчались наибольшим успехом: помимо Среднего Поднепровья, где вокруг Киева и Чер­нигова христианский погребальный обряд распространился уже во второй половине Х в., захоронения с ранними крестами-тельниками обнаружены там, где происхо­дило «окняжение» в конце X — начале XI в. Тельники, неточно названные «крестами скандинавского типа», в действительности отливались по византийским образцам.

Бронзовый крест-складень (энколпион) с изображением распятия, Марии и Иоанна Богослова и древнерусской надписью на обороте: «НИКОЛАЭ, ЭЛЭНА, КОСТА». Юг европейской части России. XI—XIII вв. ВГШ.

Бронзовый крест-складень (энколпион) с изображением распятия, Марии и Иоанна Богослова и древнерусской надписью на обороте: «НИКОЛАЭ, ЭЛЭНА, КОСТА». Юг европейской части России. XI—XIII вв. ВГШ.

Самые ранние из них обнаружены в Киеве, Гнёздове (под Смоленском) и Тимерёве (под Ярославлем); к началу XI в. относятся дружинные погребения в Плеснеске на Волыни и Гочеве на северо-восточном рубеже Руси. Такие кресты характерны для Владимирского ополья, будущей Ростово — Суздальской земли и Московии. В XI в. здесь завершилось слияние со славянами местных иноплеменников — финно-угор­ских племён мери, в меньшей степени веси и муромы. Христианская обрядность, возможно под рус­ским влиянием, распространилась и в восточных землях чуди — эстов. В прибалтийских землях — на террито­рии Финляндии, Эстонии, куршей, ливов, земгалов (по летописи данников Руси) — с XI в. христианство при­вносилось как с Востока, так и с Запада. Сложнее про­исходила христианизация финно-угорских племён на севере (водь, ижора) и на востоке, не попавших непо­средственно в состав Древнерусского государства, но пла­тивших дань Руси (летописные черемись, пермь, мордва и другие), — их собственная культура практически не была затронута христианским влиянием в тот период.

Появление христианства на Руси

 

Христианский медальоно с крестом. Киев. Конец X – начало XIII в. ГИМ.

 

После Крещения Руси (988 г.), на рубеже X—XI вв., на её зем­лях начался своеобразный «культурный переворот». По всему государству пошли гонения на языческую культуру. Язычников обращали в христианство не только в городах, но и в сельской глубинке. (Об этом свидетельствует прежде всего изменение погребальной традиции: на смену древ­нему обычаю предания тела огню пришёл христианский обряд захоронения покойного в земле — головой на запад, лицом на восток.) Конечно, столь быстрое принятие новых религиозных установок не могло произойти лишь благодаря проповеди захожих миссионеров. Сторонников привычных верований легко обнаруживали, так как дым погребального костра был виден издалека, и дружина споро выступала на расправу с «неверными».

Случаи крещения «огнём и мечом» имели место и позднее. Они установлены и археологами: скелеты со следами рубленых ран найдены при раскопках кривичской курганной группы в селе Каблукове (Подмосковье); а после бойни, учинён­ной над «язычниками», местные жители стали хоронить умерших в могильной яме — по-христиански. В сель­ских некрополях XI—XII вв. заметно усиление христиан­ских обрядов: если первоначально покойников укладывали на поверхности земли под курганом, то потом появились неглубокие могильные ямы и, наконец, настоящие могилы. Однако добиться всеобщего признания христианских норм с помощью насилия было невозможно.

Гораздо легче новообращённые усваивали учение о загробной жизни единичной человеческой души, о её спасении, Страш­ном суде. О впечатлении, произведённом сценами Страш­ного суда, нередко вспоминали летописцы, рассказывая об обращении языческих князей, в том числе Владимира, кото­рому грек Философ показал некую запону (тканная завеса) со сценой Страшного суда. Очень похожую историю при­вёл византийский хронист, известный как Продолжатель Феофана (середина X в.), о крещении болгарского князя Бориса: византийский монах-художник Мефодий создал «картину» Страшного суда, после чего Борис «воспринял в душу страх Божий. Можно лишь гадать, какие «нагляд­ные пособия» использовались при таком изложении основ христианского учения: с IX в. известны были шитые иконы, в частности с изображениями Страстей и Воскресения, вплотную подводившие к сюжету Страшного суда. Согласно исландским сагам об Олаве Трюггвасоне, этот норвежский конунг также принял оглашение (крещение) после того, как ему явилось видение Страшного суда, и именно он уговари­вал Владимира креститься. Обе истории — древнерусская и скандинавская — напоминают о византийском обряде: для готовящихся принять крещение отводилось место в запад­ной части храма, где росписи как раз воспроизводили сцены Страшного суда и адских мук. Именно этот сюжет в X в. более всего впечатлял русичей и норвежцев, поскольку их обращение в новую веру происходило в знаменательную эпоху — на рубеже I и II тысячелетий христианской эры, когда повсеместно ожидали Второго пришествия. А в самой Византии в то время Русь отождествлялась с народом «рос» пророка Иезекииля, который в конце времён должен раз­рушить Святой город (Константинополь — Новый Иеруса­лим). Ожидания близкого конца света, видимо, благопри­ятствовали деятельности проповедников, поддерживаемых и церковными, и светскими властями, как в Византии, так и на Руси и в Скандинавии.