Усадьба художника Олисия Гречина. Реконструкция архитектора Г.Н. Борисевича по раскопкам Новгородской экспедиции МГУ. Середина XII—XIII в. Новгород.
Археологические данные позволяют предполагать, что Новгород вырос из трёх посёлков, возникших поблизости от резиденции первых русских князей — городища — в IX—X вв. Эти посёлки послужили основой для городских концов (районов): Людин и Неревский на левом берегу Волхова, Славенский — на правом. В X в. на левом берегу поставили детинец — Новгородский кремль, в Средние века достигавший площади 12 гектаров. Там высилась София Новгородская и располагались палаты архиепископа. На правом берегу существовал торг (и Ярославово дворище с вечевой площадью), потому правая сторона именовалась Торговой, а левая — Софийской. В XII—XIII вв. на левом берегу появился ещё один Загородский конец, на правом — Плотницкий. За пределами заселённой части простирались обширные огороды, выпасы для скота и даже пахотные земли — как в любом русском средневековом городе.
Большой новгородский сион в виде серебряной позолоченной ротонды с шестью арками, прикрытыми двумя дверцами каждая с изображение Иисуса Христа, Богоматери, Иоанна Предтеча, архангела Михаила и Василия Великого. Первая половина XII в. Новгородский государственный объединенный музей – заповедник.
Новгород как таковой оставался в нераздельном владении боярства, по-видимому и создавшего его первопоселения. Здесь постоянно жили практически все бояре Новгородской земли; сюда стекались и здесь хранились огромные ценности, собираемые со всех концов страны на обширные боярские усадьбы. Обогащалось боярство довольно интересным способом: новгородская знать самостоятельно собирала подати на своих землях, не допуская туда людей князя, и лишь затем выделяла в его казну положенную денежную долю. Однако подати собирались не деньгами — это были натуральные продукты земледелия и предметы промыслов. Право их обработки и последующей продажи, имевшееся у бояр, позволяло многократно увеличивать стоимость товара. Разница доставалась устроителю дел. С XII в. с распространением денежного обращения боярам для получения сырья понадобились уже собственные вотчины. Дополнительным источником прибыли были закреплённый за определёнными боярскими семьями сбор дохода с особых земель, ростовщичество и другие денежные сделки. Боярские усадьбы превратились в большие средневековые «предприятия» по переработке сырья с дальнейшей продажей полученного товара. На их огромных участках не только жили сами бояре и их слуги, но стояли жилища и мастерские многочисленных ремесленников, находившихся под патронатом владельца усадьбы, лично от него зависимые и составлявшие вместе со своими домочадцами обширную патронимию. Обычно боярский род, насчитывавший несколько семейств и ведший происхождение от общего предка, владел несколькими смежными дворами. «Клановый посёлок» внутри города был самодостаточен и устойчив. В этих условиях развитие городского ремесла по «европейскому» пути, то есть образование свободных мастерских и объединение их в цеха или иные корпорации, становилось невозможным: боярская патронимия осталась единственной формой ремесленной организации Новгорода. Тем не менее названия новгородских улиц: Кузнецкая, Щитная, Кожевники, равно как и название целого района — Плотницкий конец, свидетельствуют о развитии ремёсел.
Среди новгородских усадеб оказались не только боярские: одной из них владел художник рубежа XII—XIII вв. Олисей Гречин. В ней располагалась мастерская с досками для икон и чашечками для растирания красок. Иконописцу было направлено несколько грамот, одна из которых гласила: «Поклон от попа к Гречину. Напиши для меня двух шестокрылых ангелов на двух иконках сверху деисуса. Приветствую тебя. А относительно платы — порукой бог или же договоримся». Конечно, он не был простым ремесленником, а принадлежал к боярскому роду — его усадьбой распоряжался клир церкви Святого Василия, построенной во владениях предков посадника Мирошки Нездинича, что установлено благодаря находкам берестяных грамот, направленных на его имя. Возможно, он был представителем князя на смесном суде — биричем.
Стеклянные бусы. Неревский конец. Новгород. XI-XIII вв. ГИМ.
Но всё же основу городской структуры образовали «гнёзда» боярских усадеб. Уличане (жители одной улицы) осознавали себя как единое общество. Они выбирали старосту, сообща строили уличанский храм. Улицы складывались в пять концов. Каждый из них был самостоятельным членом городской федерации (Новгородская боярская республика) со своим вечем, соборным храмом и главным монастырём; в городском совете конец представлял особый посадник. Дела концов, естественно, вершили бояре, но мнение свободных горожан имело определённый вес, особенно во время общественных столкновений. Концы объединялись в 10 сотен, возглавляемых тысяцкими и сотскими, но постепенно вобрали сотни, не имевшие границ и лежавшие чересполосно, так что боярско-кончанская система управления возобладала. Вопросы войны и мира решались на вече: очевидно, правом голоса обладали не все жители Новгорода, а лишь владельцы усадеб. С 1156 г. новгородцы стали избирать и архиепископа (владыку), считавшегося номинальным главой республики — Господина Великого Новгорода. Владыка хранил государственную казну Новгорода и распоряжался обширными казёнными землями, он председательствовал на «совете господ» (правительственный орган боярской олигархии). Подчинялись столице и «пригороды»: Ладога, Псков, Изборск, Старая Русса, Торжок и другие. Обязанности призываемого по ряду (договору) князя ограничивались военными и некоторыми судебными вопросами. Споры разбирались на общем — смесном — суде представителя князя и посадника.
На земле усадьбы, где происходил смесной суд, на широком деревянном помосте сохранилось множество берестяных грамот, порванных на мелкие клочки, — это были документы о судебных исках (в результате скрупулёзной работы археологам удалось восстановить эти документы). Один из авторов берестяного послания жалуется некоему Ильке, что его оклеветали, и погост (община в административном центре) заставил давать клятву о невиновности: «Вот, Илька. Меня обвинили. А погост заставил меня принёс и клятву. А Я не должен ни векши [векша — самая малая денежная единица, первоначально шкурка белки]. Пошли же отрока [судебного исполнителя] на погост…».
Более крупная сумма упоминалась в другом найденном документе. На странном деревянном цилиндрике с отверстиями были помещены княжеский знак — двузубец — и надпись: «емца гривны 3» (цифра в соответствии с древнерусской традицией обозначена буквой «Г»). Емцом или куноемцем (куны — деньги, монеты) на Руси именовался чиновник, который изымал недоимки, штраф и т. п. На другом таком цилиндре был изображён меч, а надпись, сохранившаяся не полностью, гласила: «мецъниць мехъ в тихомь[т]е пол— ътвъ[чь?]». Речь шла о мешке (мехе) мечника — сборщика податей, известного и по Русской Правде, «в тех метах», то есть под цилиндром. Очевидно, что цилиндр должен быть пломбой, которой запечатывался при посредстве продетой верёвки мешок, содержавший дань или недоимок на «полчетверти»: четвертями измерялись зерно или соль.
Деревянная заготовка двусторонней иконки с надписями кириллицей: «Иисуса тут написать», «Онуфрия тут написать» и т. д., - очевидно прочерченными мастером под диктовку заказчика. Новгород. Рубеж XI-XII вв. ГИМ.
Каменная церковная архитектура Новгорода помимо художественного своеобразия удивительно наглядно соответствовала этапам его развития. Святая София, первый каменный городской собор Новгородской архиепископии, ставший символом республики («Къде Святая София, ту Новогород!»), была возведена князем Владимиром Ярославичем в 1045 г. в ново отстроенном детинце и навсегда осталась самым крупным собором Новгорода. Однако менее чем через столетие князья лишились доступа к детинцу и собору и отныне строились лишь вблизи своих резиденций. В 1103 г. князь Мстислав поставил церковь Благовещения на Городище, в 1113г. он же заложил церковь Николы на Ярославовом дворище (Николо-Дворищенский собор), где служили попы, подчинявшиеся князю (когда архиепископ Никон не захотел венчать князя Святослава на новгородке, тот «веньцяся своим попы у святого Николы»). Но центром княжеского церковного строительства оставалось всё же городище. В начале XII в. напротив него, на левом берегу Волхова, встал княжеский Юрьев монастырь (его Георгиевский собор, возведённый в 1119 г. зодчим князя Всеволода Георгиевича — Петром, по высоте и монументальности сопоставим со Святой Софией). Незадолго до изгнания из города князь Всеволод успел заложить ещё два храма — Ивана на Опоках (1127 г.) и Успения на Торгу (1135 г.), но после этого в Новгороде князья уже не строились. Правда, на городище ещё появлялись новые церкви, но их, как ни странно, возводили из дерева: князья не решались на вложения больших средств, чувствуя непрочность своего положения.
Одновременно с угасанием княжеского строительства поднималось собственно городское церковное зодчество. Со второй половины XII в. его расцвет обозначился со всей ясностью, причём сопровождался выработкой нового, местного типа храма. Он отвечал потребностям и возможностям новых заказчиков: бояр, купцов, уличанских и других городских объединений. Вместо роскошных княжеских храмов город постепенно заполнили небольшие, довольно простые в инженерном и архитектурном отношении, сравнительно дешёвые постройки. Вместо пышных хоров, где размещалась княжеекая семья, теперь над западными сводами ставили закрытые угловые камеры, соединённые деревянным помостом. В одной камере заказчик устраивал придел памяти своего патронального святого, в другой — хранилище наиболее ценного имущества (своеобразный «церковный сейф»). По сути, это были домовые церкви, в притворах которых обычно хоронили семью ктитора (греч. «основатель», «создатель»). Среди первых храмов такого типа — церкви Благовещения Аркажского монастыря, Петра и Павла на Синичьей горе, построенная «лукиничами» (жителями Лукиной улицы), Кирилловская монастырская церковь, поставленная мастером Коровой Яковлевичем по заказу братьев Константина и Дмитра. Очевидно, что в Новгороде с начала XIII в. уже работало несколько строительных артелей, к которым иногда присоединялись и приглашённые, например из Смоленска.
На Руси у Новгорода не было сколько-нибудь сопоставимого по силам соперника: до рокового столкновения с Москвой оставалось ещё порядочно времени.
Новгород был крупнейшим торговым центром, тесно связанным с Ганзой (союз торговых городов). Уже в XII в. в нём существовали Готский двор, местопребывание купцов с Готланда, и Немецкий двор. Известно собственно новгородское торговое объединение XII—XV вв. — «Иванское сто», ведшее торговлю воском. Его центром был храм Ивана Предтечи на Опоках. Высоко ценилась пушнина, получаемая новгородцами у своих данников. Но главным предметом торговли в городе оставались рожь и другое зерно, а также рыба, мёд и т. п.
С Готским двором, вероятно, связаны находки частей резных деревянных колонн — шедевра новгородской резьбы по дереву XI в. Один фрагмент напоминает сложным плетёным орнаментом и грифоном, помещённым в свободный от резьбы медальон, сходные деревянные колонны ранних норвежских церквей (ставкирок): известно, что в Новгороде стояла церковь Святого Олава — конунга-крестителя Норвегии, бывавшего и на Руси.
Князь и его приближённые выступали посредниками не только в противоречиях внутри Новгорода, но и воплощали связь Новгородской земли со всей Русью. Боярские роды в самом Новгороде враждовали между собой, опираясь на поддержку городских районов — сторон и концов. Это соперничество использовали князья, стремившиеся навязать своих ставленников Новгороду, — в XII в. там сменилось до 30 князей. К концу того века князья, как правило, призывались в Новгород из наиболее могущественного русского княжества — Владимиро-Суздальского, хотя с ними соперничали смоленские Ростиславичи и черниговские Ольговичи.
О внутренней жизни Новгорода пишут много не только потому, что она весьма своеобразна, но и потому, что она известна в подробностях, недоступных исследователям других городов. Новгород — редкий археологический объект: отложения минувших веков (культурный слой) способны здесь сохранять все без исключения предметы, в них попавшие, поскольку в этих заболоченных почвах практически не развиваются бактерии, уничтожающие органику. Как нигде в ином месте, здесь можно изучить предметный мир средневекового русского человека, в быту которого почти всё делалось из дерева. Благодаря разработке методов дендрохронологии (датирование года спила дерева по годовым кольцам его ствола) многие из найденных в настилах и срубах брёвен получили точные временные привязки, и потому история горожан открывается в мельчайших подробностях. Из истории отдельных построек складывается история двора, затем усадьбы или «гнезда» усадеб, наконец, улиц, концов и всего города.
Особенности общественной жизни на Новгородской земле способствовали расцвету удивительного культурного феномена — письменности на берёсте. Недаром берестяные грамоты во множестве (свыше 900) известны в Новгороде и лишь единичные экземпляры — в других городах. Чтобы держать постоянную связь с окраинами своей «волости», Новгороду требовалось иметь берестяную «почту». Большое число грамот связано с улаживанием отношений между вотчинниками (землевладельцами), боярами и зависимыми людьми — крестьянами, причём в XI — первой половине XIII в. речь шла в основном о взимании податей и долгов, в XIII—XV вв. — о земельной собственности.
О разнообразии сюжетов, что содержат письма на берёсте, даёт яркое представление текст, кажущийся совершенно непонятным: «Юмалануоли 10 нимижи ноули се хан оли омо боу юмола соудьни иохови». Ключом к разгадке стало повторяющееся слово «юмала» («юмола») — так по-фински и карельски именуют небесного Бога: значит, речь идёт о Божьем суде («юмола соудьни»). Грамота написана по-карельски русскими буквами и переводится так: «Божья стрела, 10 имён твоих. Стрела сверкни, стрела выстрели. Бог судный так производит [правит]». Это — древнейший известный текст на карельском языке. Он содержит молитву-заговор, явно направленный против духов болезней (и в славянских заговорах их истребляют Божьи стрелы). Так, один из русских заговоров призывает: «И стрели батюшко, истинный Христос, в мою любимую скотинку своим тугим луком и калёными стрелами в ясныя очи, в сырую кость, и угони, выганивай двенадцать ногтей, двенадцать недугов, тринадцатый набольший».
Решение Любечского снема (съезда) и единовластие Мономаха не разрешили противоречий ни внутри Руси и княжеского рода в целом, ни внутри отчин. Внутриотчинные усобицы на Волыни и в Черниговской земле продолжались и в княжение Мономаха и Мстислава. Младший из черниговских князей Ярослав Святославич, изгнанный из стольного града в 1127г., получил Муром и Рязань, после смерти (1129г.) они достались его детям; с тех пор Муромское и Рязанское княжества стали самостоятельными. С вокняжением Ярополка Владимировича (1132—1139 гг.) в Киеве распри разделили и потомков самого Мономаха. Ярополк прочил на свой переяславский стол старшего племянника — нов — городского князя Всеволода Мстиславича. Но Юрий Владимирович (прозванный в позднем летописании Долгоруким), подобно всем ростовским князьям, претендовал на Переяславль, ведь то была одна отчина. В усобицу, разразившуюся в 1135 г., вмешивались потомки Олега — Олеговичи, по примеру отца опиравшиеся на половцев. По «лествичному» праву они могли сесть и в Киеве, поскольку их род был старше рода Мономашичей. До 1139 г. разоряли отчины друг друга черниговские князья с половцами и примкнувшими к ним сыновьями Мстислава Великого, с одной стороны, и Ярополк с ростовцами, полочанами, смолянами, союзными уграми (венграми), вассалами Руси берендеями и войсками из Галича — с другой.
В описании княжеских усобиц 1135 — 1140 гг. впервые упомянут новый город Галич, ставший вскоре столицей одной из богатейших древнерусских земель — Галицкого княжества (богатство Галича, в частности, зижделось на наличии там соляных копей). В 1141 г. один из потомков князей Ростиславичей перенёс свой стол из соседнего Звенигорода Галицкого в город на юго-западе Руси, расположенный у впадения реки Луквы в Днестр. Ныне там сохранилось большое городище с детинцем на мысу (площадью ок. 20 га), примыкающим к нему окольным городом (ок. 25 га) и гигантским посадом (ок. 200 га). Остались также руины нескольких каменных церквей. Таков был город в эпоху расцвета, наступившего во второй половине XII в. В середине XII в. в детинце возвели княжеский дворец, поблизости — огромный Успенский собор, уступавший по размерам лишь Софии Киевской. Город пришёл в упадок после разрушения монголо-татарами (1241 г.)…
В 1136 г. род Мономашичей постигла ещё одна неудача: новгородцы восстали и «попросили» из города сына Мстислава Всеволода за то, что тот позарился на Переяславль, решив покинуть вскормивший его Новгород, и «не блюдёт смердов» — свободных крестьян. Бедный хлебом Новгород должен был заботиться о своих земледельцах, князь же кормился за их счёт. С этого года летопись постоянно сообщала об изгнании новгородцами неугодных и приглашении новых князей — они объявили себя «вольными в князьях». Дело было не только в вольнолюбии новгородцев и в древних традициях веча, решавшего судьбы города и волости. Чтобы управлять обширными землями русского Севера, а интересы новгородцев и русских князей простирались к XII в. от Прибалтики (чудь и корела-карелы) до Зауралья — летописной Югры и Ледовитого океана, княжеская власть нуждалась в поддержке местной верхушки. Новгородские бояре обрели право на самостоятельный сбор податей ещё в X в., ведь в 882 г. князья покинули город, перенеся столицу в Киев. Князь лишь получал доходы с княжеского домена — небольшого округа на пограничье Новгородской, Смоленской и Владимиро — Суздальской земель — тех волостей, что подвластны были Мономаху. В Новгороде резиденция князя находилась не в кремле, а на Рюриковом городище.